Рассказ из жизни писателя
Гением может быть каждый,
но не каждый хочет им быть.
М.Лекс
Главный редактор журнала «…» с тоской смотрел на сидящего напротив него писателя.
— Вам бы… отдохнуть, Григорий Тимофеевич, — сказал главный редактор. — Выглядите Вы, честно говоря…
— Что? Не очень? Да? — спросил писатель.
— Вы работать-то можете, Григорий Тимофеевич, — спросил главный редактор. — Если нет… Скажите прямо, я попрошу кого-нибудь другого.
— Нет-нет, — поспешно отвечал Григорий Тимофеевич. — Зачем же другого. Сам всё сделаю.
— Сделаете? — недоверчиво спросил главный редактор.
— Вы же меня знаете, Аркадий… Вот чёрт, отчество Ваше… забыл.
— Афанасьевич, — равнодушно подсказал главный редактор.
— Мысли в кучу соберу и… Аркадий Афанасьевич, вот верите, есть, есть хороший сюжет, — говорил Григорий Тимофеевич.
— Эх, Чугунов, Чугунов, — с сожалением произнес Аркадий Афанасьевич. — Даю Вам один день. Чтобы завтра рассказ был у меня. И не надо вот этого всего: сюжета и прочего. Рассказик, небольшой, странички на три-четыре. Ну вспомните, как в институте, на первом курсе, вас учили. Мне главное, чтобы Вы, в рассказе своём, отразили проблему гениальности. Понимаете?
— Конечно, понимаю, — стал уверять Чугунов. — Гениальность и человек. Проблема века.
— Да ну Вас, Чугунов, к лешему, — лениво воскликнул главный редактор, — ну какая там проблема века? Никогда такой проблемы не было и не будет. Тоже мне, проблема. Напишите про человека, само собой гениального, и если можно, Чугунов, не больше чем на три- четыре странички. Больше пятисот рублей я Вам всё равно не заплачу.
— Я всё сделаю, Аркадий… вот зараза, всё время забываю Ваше отчество.
— Афанасьевич, — лениво подсказал главный редактор.
— Я всё сделаю очень хорошо, Аркадий Афанасьевич, — пообещал Чугунов, подымаясь и собираясь уходить.
— Да, чуть не забыл, — остановил писателя главный редактор. — Герой Вашего рассказа должен быть безусловно гениальным человеком. Вы понимаете?
— Я понимаю, Афанасий Аркадьевич, — от волнения писатель перепутал имя с отчеством.
— Вот идиот, — тихо, но без какого-либо стеснения, произнес главный редактор. — Чугунов, ведь Вы же закончили литературный институт. Почему Вы такой дурак?
— Я не дурак, — ответил Чугунов. — Малость с придурью, это верно. Но не дурак.
— Вы какой институт закончили, Чугунов? — спросил главный редактор.
— Так это… — впечатление было такое, как будто Чугунов вспоминал, какой же это он заканчивал институт.
— Забыли что ли? — спросил главный редактор, — ладно. Проехали.
— Московский. Московский литературный институт имени Чехова, — радостно закричал Чугунов. — Антона Павловича, — зачем-то добавил он.
Главный редактор смотрел на Чугунова и думал о России, о тех проблемах, какие сегодня решались в России. Он думал о том, что скорее всего Чугунов — пьяница, и что на Руси все писатели были пьяницами.
— Что Вы так кричите? — тихо спросил главный редактор. — Вы, что, не умеете тихо разговаривать? Вас этому разве не учили в Вашем московском литературном институте?
— Нет, — ответил Чугунов и широко улыбнулся. — Нас учили писать, а не разговаривать. Тем более, тихо.
— Писать надо тоже уметь тихо, Чугунов, — сказал главный редактор. — Жизнь, Чугунов, показывает, что чем тише писатель умеет писать, тем он талантливее. Понимаете?
— Пытаюсь, — честно ответил Чугунов.
— Рассказ Ваш, Григорий Тимофеевич, должен быть очень тихим, — тихо произнес главный редактор. — Понимаете?
— Должен быть тихим, — тихо повторил за редактором Чугунов.
— Настолько тихим, чтобы наши читатели не сразу даже услышали его, — ещё тише произнес главный редактор.
— Чтобы читатели не услышали сразу, — шепотом повторил Чугунов.
— Ну это уж Вы слишком, Григорий Тимофеевич, тихо, — главный редактор вернулся к обычной громкости своего голоса. — Что-то наш читатель конечно услышать должен. В противном случае, зачем вообще что-то писать. Но орать не следует. Вы меня поняли?
— Понял, Аркадий Афанасьевич, — радостно ответил Чугунов.
— Идите, Чугунов, и помните, что Вы пишите про гения и гений должен быть нашим современником, — сказал напоследок главный редактор, вставая и протягивая Чугунову руку.
Всю дорогу до дома Чугунов думал о том, что же ему такого написать. Все мысли его были сосредоточены на рассказе. Не заметил даже, как и до дома добрался. И когда жена позвала его ужинать, он даже не сразу сообразил, чего от него хотят. Всё это время он сидел за своим столом в своём кабинете и никак не мог начать писать.
В кабинет заглянула жена. Жену звали Ириной. Женаты они были уже пятый год. Поженились сразу после того как Григорий Тимофеевич закончил институт. Детей у них пока не было. Как-то всё не получалось. Когда Гришу кто-нибудь спрашивал о том, почему у него нет детей, он мрачно отвечал на это, что в неволе не размножается.
— Гриша, иди обедать, — позвала жена.
— Ирина! — приход жены рассердил Григория. — Ты же видишь, я работаю.
— Поешь и работай, — спокойно сказала Ирина.
Григорий Тимофеевич кушал без настроения. Всем своим видом он показывал, что недоволен.
— Что пишешь? — спросила Ирина.
— Рассказ, — ответил Григорий Тимофеевич.
— Рассказ? — восхищенно произнесла Ирина. — Тебе добавки положить?
— Положить, — мрачно ответил Григорий. — Очень вкусно. Спасибо.
Ирина положила мужу ещё две котлеты и пюре.
— Ты меня перекармливаешь, разве ты не понимаешь, — сказал Григорий Тимофеевич, уплетая за обе щеки. — Мои мозги от этого хуже работают. Я уже ничего не соображаю. Я ведь как поем, так меня сразу в сон клонит. Студень — вкусный. И суп грибной — объедение. А это? Пирожки с мясом? Господи, я уже засыпаю. Передай мне рыбу и горчицу. Глаза слипаются.
— Ну так ты и поспи, — ответила Ирина. — Компот будешь?
— Буду, — пробурчал Григорий Тимофеевич. — Но ты учти, что через час ты меня должна разбудить. Мне обязательно сегодня надо написать рассказ. Аркадий Афанасьевич сказал, что к утру рассказ должен быть на его столе.
— Ты компот с ватрушкой будешь? — спросила Ирина.
— Ватрушкой? А кроме ватрушек ещё есть что-нибудь? — спросил Григорий Тимофеевич.
— Кекс творожный, — ответила Ирина. — Я его сегодня испекла. Думала, вечером мы с тобой после ужина его съедим. Но если хочешь, Гришенька, то можешь и сейчас.
— Ириша, душенька, ну какой там ещё ужин, — взмолился Григорий Тимофеевич. — Мне же надо работать, а ты про какой-то ужин. Давай, кекс и ватрушку я лучше сейчас съем, а ужинать вовсе не буду.
— Правильно, — сказала Ирина. — Супа не хочешь больше?
— Нет, — ответил Григорий Тимофеевич.
Григорий Тимофеевич съел большую ватрушку и здоровый кусок кекса. Запил всё это компотом и пошёл спать к себе в кабинет.
Через час Ирина пришла его будить.
— Гриша, вставай, — будила Ирина.
— Я не могу, — жалостливо произнёс Григорий Тимофеевич. — Можно я ещё посплю. Хотя бы полчасика?
— Тебе надо рассказ написать, Гриша, — говорила Ирина. — Про гениального человека. Ты разве забыл? Вставай.
— Я напишу, обязательно напишу, Ирина, — не открывая глаз, отвечал Григорий Тимофеевич. — Через часик. Можно? Давай ещё часик посплю, а ты меня разбуди.
— Ну ладно, — ответила Ирина, — спи.
По правде говоря, ей было жалко Григория Тимофеевича. Во-первых, она очень его любила и считала безусловным гением. А тем более, он сейчас так сладко спал, а тут рассказ какой-то. Ирина была уверена, что Григорий Тимофеевич совсем не бережёт себя. С тем она и вышла из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь, думая о том, что бы приготовить мужу на ужин.
Больше всего на свете Григорий Тимофеевич любил поспать после обеда. В своём кабинете, на своём любимом кожаном диване. Григорий Тимофеевич, как правило, засыпал, мечтая о великом. Это их ещё на первом курсе московского литературного института имени Чехова А.П. учили, что писатель обязан засыпать, мечтая о великом. Не важно о чём, главное, чтобы мечты были о чем-то грандиозном. Ну, вот Григорий Тимофеевич и мечтал.
В этот раз он мечтал о том, как завтра принесёт в редакцию и положит на стол Аркадия Афанасьевича свой рассказ. А главный редактор прочитает и какое-то время будет просто молча сидеть, задумавшись о чём-то. Потом, как бы очнувшись от своих размышлений, Аркадий Афанасьевич посмотрит на Чугунова и скажет: «Чугунов, а ведь Вы… гений.»
Постепенно фантазии Чугунова перешли в сновидение.
— Ну что Вы, Аркадий Афанасьевич, какой там… гений, — скромно отвечал Григорий Тимофеевич.
— Нет-нет, и не спорьте, — говорил главный редактор. — Гений и всё тут. И, бога ради, оставьте это Ваше «Аркадий Афанасьевич». Для Вас я хочу быть просто Аркашей. И обращайтесь ко мне на «ты».
— Тогда и Вы… То есть ты, называй меня просто Гришей, — попросил Григорий Тимофеевич.
— Нет, — резко ответил главный редактор. — Пока не заслужил такой чести. Вот когда издам полное собрание Ваших сочинений, вот тогда только и смогу, сказать Вам… Даже язык не поворачивается.
— Полное собрание чего? — переспросил Чугунов.
— Полное собрание сочинений Григория Тимофеевича Чугунова! — гордо ответил главный редактор. — Надо будет поработать над обложкой. Подписку читателей можно начать хоть сегодня. Уверен, что с этим у нас проблем не станет. Первый тираж в десять тысяч экземпляров. Вот только… — главный редактор задумался.
— Что такое, Аркаша? — испуганно спросил Григорий Тимофеевич.
— Да, — как-то нерешительно мямлил главный редактор, — у нас ведь, Григорий Тимофеевич, нет ни одного Вашего произведения. Вот, разве что, только этот рассказ. А хотелось бы что-нибудь так на … — главный редактор задумался, — томиков так на пятнадцать. А? Найдётся у Вас? Что-нибудь. Ну вроде этого рассказа. А?
— Томиков на пятнадцать? — задумчиво произнёс Григорий Тимофеевич.
— Можно и больше, — решительно ответил главный редактор. — Если есть. А у Вас ведь… наверное есть что-то ещё? Дома?
— Дома? — переспросил Григорий Тимофеевич.
— Ну да, дома, — говорил главный редактор. — Вы вот что, Григорий Тимофеевич, Вы давайте-ка сейчас ноги в руки и домой. Берите всё и тащите сюда.
— Всё? — ужаснулся Григорий Тимофеевич. — И стихи?
— А у Вас и стихи есть!? — восторженно воскликнул главный редактор.
— Есть, — ответил Григорий Тимофеевич.
— Это превосходно, Григорий Тимофеевич, — сказал главный редактор. — Сейчас возвращается мода на стихи. Мы издадим их отдельными томами. Два тома, по триста пятьдесят страниц, двенадцатым шрифтом. А Вы, Григорий Тимофеевич, стихи под свои именем пишете? Что если нам придумать Вам псевдоним? Ну, скажем, — главный редактор задумался, — Тимофей Григорьев! А? Как? Вам нравится? Писатель — Григорий Тимофеев, а стихи — Тимофея Григорьева? По-моему, замечательно.
— Я не думал об этом. Но если честно, то… Мне нравится. Я бы даже вообще всё бы издал под этим псевдонимом, — откровенно признался Чугунов.
Главный редактор какое-то время просто молча смотрел на Чугунова, затем встал со своего места и обнял Григория Тимофеевича.
— Идите, голуба моя, домой, — сказал на прощание главный редактор. — Забирайте там всё, что есть и тащите сюда.
Домой Григорий Тимофеевич доехал на такси.
— Обед на столе, — услышал он голос жены, как только вошёл в квартиру. — Мой руки и садись за стол.
— Какой обед, Ирина, — ответил Григорий Тимофеевич. — Тут такое творится.
Григорий Тимофеевич вкратце объяснил супруге в чём дело.
Через пять минут они оба, как угорелые, носились по квартире в поисках выдающихся произведений Григория Тимофеевича. За час удалось набрать в общей сложности страниц двести. Большинство из этих страниц несли на себе рукописный текст.
— Это всё? — мрачно спросил Григорий Тимофеевич.
— Ты очень много выкидывал, Гриша, — жалостливо произнесла Ирина. — Я же говорила тебе, чтобы ты не выкидывал, что когда-нибудь может пригодиться.
— Я выкидывал, потому что уверен был, что всё это дрянь, — сказал Григорий Тимофеевич. — Кто же знал, что всё это окажется творением гениальной личности.
— Ну отнеси пока это, — робко предложила Ирина.
— Это? — спросил Григорий Тимофеевич, глядя на жалкие двести листов, что держал в своих руках. — Здесь, Ириша, и на один томик не тянет.
Через час эти двести страниц лежали на столе у главного редактора.
— Ну что же, — сказал главный редактор. — Всё это, конечно, замечательно, но… Увы! Маловато! Для полного-то собрания сочинений! А? Как думаете?
— Не будете печатать? — спросил Григорий Тимофеевич.
— Будем, будем, — ответил главный редактор. — Куда же нам теперь деваться-то. Но издадим, конечно, не как полное собрание сочинений, а… Сборник избранных! А? Как? Здорово я придумал?
— Здорово, — ответил Григорий Тимофеевич.
Сборник избранных произведений Григория Тимофеевича Чугунова вышел уже через неделю. Вышел под псевдонимом — Тимофей Григорьев. Григорий Тимофеевич получил в редакции свои тридцать экземпляров и теперь ехал с ними домой. В метро он достал один экземпляр и стал его перечитывать. На десятой странице Григорий Тимофеевич уснул.
Проснулся Григорий Тимофеевич, как ни странно, в своём кабинете, на своём любимом диване. Был уже час ночи. Чувствовал себя Григорий Тимофеевич прескверно. Голова болела и очень хотелось пить. Времени на то, чтобы написать рассказ о гениальном современнике, оставалось совсем ничего. Каких-то пять часов.
Конец.
Михаил Лекс /29.11.2009/ Санкт-Петербург
—————
Другие рассказы и сказки читайте здесь: http://mleks.com/category/rasskazy
